Истории долгой жизни: Горшкова Нина Александровна, 93 года

Я родилась 31 декабря 1925 года, сто лет уж скоро будет. Это ведь надо же, столько лет прожить!

Мы сначала жили в Лысьве, и у нас была большая семья, шесть человек детей. Мама не работала, а папа был «двадцатипятитысячник»*. Он с двумя классами образования, но хороший организатор, и мы ездили по колхозам. Сначала в Ординский район поехали, потом еще под Чердынь, в Искор, уезжали. Вот так с тех пор по деревням и «болтались».

Мама нас за стол посадит – целую армию, и суп всегда отдельно. А еще – кашу, большущую чашку всегда положит. Но молоко только по стакану каждому лила, даже два стакана никогда не давала. Корову держали, поросенка, куриц. Без скотины никуда.

Я семь классов окончила, пошли с ребятами в кино, копейки тогда кино стоило. Обратно выходим, а там, напротив  столб стоял с привязанной к нему черной тарелкой – громкоговорителем. Из него разносится: говорит Москва, говорит Москва! И люди собираются. Ну, мы подскочили туда, залезли вперед, конечно. И Молотов говорит, что началась война. Я прибежала домой, маме рассказываю, а она – опять ты что-то не поняла и болтаешь языком! Ну и всё. А потом пришел папа, сказал – война началась.

Отца не взяли на фронт по зрению, а вот брат мой, Владимир, погиб почти сразу. Ему было 20 лет. Мы встретили войну в Лысьве. Мама пошла на завод – мести стружку. А нас пришли «сговаривать» в ремесленное училище, по 700 граммов хлеба обещали давать. Я и ушла в ремесленное. Но нас не учил никто, а сразу на завод и к станкам. Работали как взрослые. Я собирала наганы. Как же спать хотелось! Мастер с ведром воды ходит. Плеснет на тебя, вроде очухаешься. Только отойдет, опять засыпаешь.

Потом объявили набор девчонок  на трактора, и я научилась водить  трактор, уехала работать в сельскую местность. За труд в тылу в военные годы меня наградили медалью.

А когда в Елово приехали, то я пошла в МТС, в неволинскую бригаду, но там до того плохой трактор мне дали, что работать на нем невозможно. Предложили на водителя легковой машины учиться, но мама не разрешила. Вот так я и пошла с трактора в бухгалтерию.

В Елово мы приехали в конце войны. Папу отправили сюда начальником в заготскот. Потом он стал работать в райисполкоме, и мы так здесь и остались, никуда больше не поехали. Я окончила техникум, работала бухгалтером, экономистом в райфо. Оттуда и на пенсию вышла. Потом мне эта работа понравилась, я её полюбила.

Папа рано умер, ему было 69, а маме было 88 лет. Я вот тоже хотела 88 пожить, а уже почти 94. У меня живы брат и две сестры. Одна сестра живет здесь, другая в Волгограде, а брат  в Чайковском. С еловской сестрой каждый день общаемся, из Чайковского брат  ездит, из Волгограда сестра обычно на Новый год гостит.

Семья у нас всегда  была очень дружная. Не дрались, не ругались. Может из-за того, что достатка не было?  Одно время мне и надеть нечего было. Папа поехал  в командировку, набрал цветных лоскутов, и мама мне сарафаны шила разные. Мама даже пальто свои перешивала. А потом как-то я испростыла, так долго меня лечили, потому что  ходила по холоду в ботинках.

Вот тогда только я заболела, а так не помню, чтобы болела когда-то. Да я уже лет  60  в больнице не была, не знаю даже, с какой стороны там  дверь открывается. И вообще в семье у нас никто не болел, ребятишки все здоровущие  были.

Зато я травы переела сколько, это никто столько не съест! С братом весной собираем крупянки с елки, потом сосновые крупянки рвем прямо целыми кучами. Потом, мало нам этих, идем собирать пистики. И из всего этого мама без конца селянку нам стряпает. А дальше, редька горькая начинается. Когда в Елово приехали, так мы там чеснок мешками ели. Витамины же это всё. Сейчас, иной раз кто-то спросит: ой, как ты много прожила. Я отвечаю: много травы ела. А вы не едите нынче.

Сладости вообще не ем, не привыкла. Даже торт на дне рождения не попробую, не хочу. Помню, в детстве, конфеты-подушечки мама купит, давала нам по две-три штучки. В Лысьве жили, папа  арбузы носил — их ели. А сейчас всего полно, но я и не хочу.

Октябренок, пионерка, комсомолка, коммунист. Все это я прошла, а как же? Мне мама  говорила, везде свой нос суешь, где тебя не просят. А я вот не могла по-другому.

Люблю говорить человеку правду всегда, не скрывать. Ну, характер у меня такой. И начальству  всегда говорила, что думаю. Тогда за это с работы не выгоняли. Помню, даже председателю райисполкома говорила: они тогда решили увольнять  неграмотных председателей советов. Раньше в деревнях были неграмотные мужики, но толковые, хозяйственные. Вот в Малой Усе был Беляев, такой хороший мужчина, и дрова при нем в школах были, и порядок везде. Но стали менять – надо с образованием. Вот я и ругалась. Ну, и что вышло? Нынче этот, на будущий год другой, потом третий. Хоть не подходит человек, давай работай, раз с образованием.

В моем возрасте очень важно общение. Раньше мы с Антониной Гилевой были не разлей вода, но вот её не стало. Сейчас пойду к Маргарите Ивановне Житниковй, мы с ней посидим, жизнь повспоминаем, наговоримся. Как раньше жили, как хорошо было, как весело. Может, потому что молодые были?  Комсомолками помню, ходили веять зерно ночью, никто не отлынивал, ночью веешь, а утром на работу идешь. А сейчас молодежь, ничего не хочется им. Большинству деньги- деньги, да и всё. Хотя вот дочь у меня выросла, вообще никогда про деньги не спрашивала и не просила, так что от воспитания наверно зависит. А может сейчас у них соблазнов много?

Я утром встаю, первым делом умываюсь, одеваюсь, начинаю делать физкультуру. Потом позавтракаю, кровать заправлю, иду с палками на стадион. Два круга там пройду, потом обязательно упражнения на ноги делаю и на спину, по 50 раз, хотя сейчас уже меньше. Есть люди, которые младше меня, а им уже ничего не надо. Я так не могу. Надо ходить, двигаться через силу даже. У меня тоже все болит, но я все равно делаю. Двигайся – и будет меньше болеть, только так.

Как-то школьникам в библиотеке рассказывала про жизнь нашу. Мы в Елово в заготскот приехали осенью, в ноябре. Есть нечего было. И вот, когда в загтскоте скотину станут колоть, мама кровь собирала и запекала в русской печке. И ребята наши, утром по комку возьмут и пошли в школу.  Никогда не скажут, что у нас хлеба нет. Школьники мне не поверили: не может быть, что хлеба не было и вы кровь печеную ели! Только  мой правнучек подошел тогда ко мне, поцеловал и сказал, спасибо, бабушка, что вы так жили и выжили.

*Двадцатпятитысячники — рабочие  промышленных предприятий, которые во исполнение решения компартии были направлены на хозяйственно-организационную работу в колхозы в начале 1930-х годов, в период коллективизации.