История долгой жизни Бажуковой Любови Ивановны, 84 года

Родилась я  24 сентября 1937 года в деревне Жуланы. Тятя мой, Иван Фотеевич, работал в колхозе, всю дорогу был бригадиром. Мама — Наталья Агеевна – рядовая колхозница. Отец ушел на фронт в 1941 году, а в 1942 уже погиб. Осталась моя мама одна с пятерыми ребятишками на руках. Я была младшая.

Смутно, но помню, как отца на фронт провожали. У меня сетра-погодка Нина, он нас с ней нес на руках. Меня на одну руку посадил, её на другую. Ну и всё, пришли, уже ехать ему надо, а я на дорогу пала, топала ногами и ревела. Как чувствовала, что больше его никогда не увижу.

Мы так и не узнали, что стало с отцом, где и как его убили. Он считается пропавшим без вести. Под конец войны ушел на фронт и мой старший брат Василий. Он служил танкистом, вернулся домой, но жил не здесь, а в Чите. У нас памятник недавно открылся в Малой Усе, там на обелиске мой отец — Иван Фотеевич Попов, как погибший на войне, и брат — Василий Иванович Попов, как вернувшийся с фронта.

В войну мы жили шибко плохо. Мама одна, нас пятеро. Да бабка еще, дедушка тоже умер. Одни женщины нас поднимали. Мама всякую работу работала в колхозе, за всё бралась. Наш дядя Потап говорил: «Поглядишь, кто сено мечет? Наталья Попова. Кто мешки возит? Наталья Попова». Потом мы подросли, тоже стали работать. Раньше-то дома сидели только совсем махонькие да дряхлые, остальные все в поле. Не то, что сейчас.

Когда ребятишками были, что только не робили в колхозе. Всяко место делали. Лён дергали, посевы пололи. Как весна придет, поля чистить ходили с топориком. Все маленькие ростки деревьев и кустарников вырубали, чтобы можно было косить.

Тут льна много росло, мы дергали, мяли и сушили. Потом кудели делали. Нам с сестрой Ниной дадут прялки, посадят, мы прядем. Это нетрудно. Кудельку тянешь, веретёшком вертишь и всё. Но, конечно, нужна сноровка. А бабушка у нас ткала мешки в колхоз, половики. Дома кросны специальные были для этого. Тогда все женщины и прясть, и ткать умели.

И платья у нас были портяные. А потом красили ткань с помощью растений, и получались  платья цветные – такие красивые! Но крашеные платья надевали только по воскресеньям да по праздникам, а в будни-то в чем попало бегали.

В лаптях долго ходили. Когда покупали их, когда брат нам плёл. Он как-то в школе прямо на уроке сплел  маленький лапоть. Приготовил видно заранее лыко из липы, урок идет, а он лапоть плетет. Учительница увидела, забрала лапоток в учительскую. Там они все посмотрели, посмеялись.

Питались плохо. Лето придет — благодать, на подножном корме. Липовый лист броснули да сушили. Толкли и заваруху заваривали. О, какая вкусная была. А еще летом ягоды. Идешь в лес, насобираешь ведро до обеда. А есть захочешь, нарвешь липовых листков, пирожков настряпаешь, наешься. Какие пирожки? В листок ягодок накладешь, завернешь и вместе с липовым листом съешь. Стало быть, вкусные листья были, раз мы их ели (смеется). Это сейчас дети, то не хочу, другое не хочу.

Колосков бы собрать, так даже ведь колосков собирать не давали. Мы с бабкой пойдем собирать, видим Рязанов — председатель колхоза, едет верхом на лошади, мы в лес прячемся. За колоски могли наказать. Но мы все равно ходили. Высушим их, разделаем, потом на ручной мельнице перемелем, крупа получается. Из нее кашу да суп варили.

Жили мы тогда уже в Шубино, там колхоз получше был, чем в Жуланах. Мама нашла место, дом купили старенький. В Шубино была начальная школа, а с 5 класса ходили в Нижнюю Барду. В понедельник нас на неделю отправляют на лошади, едем с сумками, надо ведь продуктов неделю жить. Жили на квартирах школьники. Через неделю пешком обратно возвращаемся.

Ходили с ребятишками через реку Пизь. Один раз пошли, серы натопили. Сера, на ёлках которая. Принесли в школу, давай жевать. Учителя ругаются: опять шубинские серу притащили. У нас не было жвачек, вот вместо них сера. Жуешь, слюну глотаешь, вроде есть не хочешь.

В шестой класс я пошла, но его не окончила. Не стала больше учиться, потому что надо было работать. Сестра Нина тоже ушла из школы. Овечек пасли, снопы перевязывали, чего только не делали. Много в колхозе работы. Тогда трудодни были. Вот год пройдет, посчитают. Кто-то что-то заработает, а кто еще и в долгу останется. Всяко бывало. За трудодни мед, муку давали. Была натуральная оплата. Придешь, председатель на тебя поглядит, муки выпишет — опять живем.

Полную версию статьи читайте в «Искре Прикамья» №34 от 01.09.2022