История долгой жизни Зворыгиной Александры Петровны, 95 лет 

Я родилась в деревне Верхняя Сава Куединского района 10 ноября 1927 года. Росла без отца. Меня и старшую сестру Лену в одиночку поднимала мама — Марфа Ивановна. Она была в колхозе разнорабочей, но что она одна заробит? Это те, у кого работников много в семье, лучше жили, а мы жили голодно и бедно.

Да еще ведь всё в лаптях ходили! Летом босиком бегали, лапти берегли. Как-то раз к нам в деревню фотографы приехали летом, а мы босиком с Ленкой (сестрой). У соседки тоже две дочери были примерно нашего возраста, так они нам дали туфельки. Специально, чтобы мы в них сфотографировались. А зима придет — лапти обуваем. Поначалу обуваться даже не умели. Мама присядет, наматывает на ноги тебе портянки под лапти. И всю зиму в этих лаптях, вот ноги-те теперь и не работают у меня. Нынче даже в валенках зимой ноги мерзнут. Как же мы в лаптях ходили тогда?

А зимой-то тогда на улице работали. На лошадях возили корма, сено, солому. Холода стояли такие, не то, что сейчас! На лошади поедешь, у неё даже ноздри застынут, сосульки висят. А ты сидишь в санях, повернешься от ветра, пусть хоть спина зябнет, лишь бы в лицо ветер не дул! А на спине-то фуфайка стеганая из отрепьев каких-то. Ничего же не было тогда, ни тканей, ни денег, чтобы что-то купить. Мать моя маленько умела шить. Вот она на кроснах-то изо льна наткет, да пиджачок сошьет маломальский. А на голове какая-то подвязуха, шапором  называли, его надевали под платок. Шалей-то не было вовсе. Как сейчас помню этот мороз, ветер и я на санях. Вот прямо вспоминаю, как будто вчера было.

Я с десяти лет начала работать. Сперва с матерью ходила лен рвать. А с 12 годов я уже боронила на лошади. Война началась, мне 13 было. Нежиться некогда, надеяться не на кого. Мужиков всех забрали на фронт. Бабы плугарили. Был у нас один мужик  — Максим, его не взяли, негодный был к службе, так он так и спал в будке тракторной. Потому что если трактор заглохнет, мы не знаем, что делать. Бежим к Максиму, чтобы он починил.

А работали тогда круглосуточно. Заедут домой, перекусят, если есть чем, да снова в ночь. Скирдуют по ночам, молотили всегда ночью. Утром опять на работу. На часы-то  не глядели тогда, не в каждом дому были часы-то. А глядели по солнышку, по нему время замечали.

Питались во время войны чем Бог пошлет, всякими суррогатами. Лебеду ели да листья липовые. А еще черемуху собирали и мололи на мельнице. Получалась черемуховая мука, и из нее стряпали лепешки, как хлебные булочки.

Ой, я все работы переработала в колхозе, какие только можно было. И свиней пасла, а потом меня на телят поставили. Это я уж учиться тогда не стала после пяти классов школы. Учить нас дальше матери было не на что. И на тракторе я работала. Даже курсы окончила, но трактористкой не стала, потому что мужики с фронта начали возвращаться. Война уже кончилась к тому времени.

А потом осенью послали меня в Кизел на лесозаготовки, мне там 18 лет минуло.  Я тоненькая была, высокая, худая очень. Весила 48 килограммов, а мешки по 50 кг на себе таскала. Заставляли. Что делать? Тащишь, да стараешься не упасть. Так ведь еще и есть-то нечего было. Кабы досыта ела, силы было бы побольше. А я уж шибко была худая. Видишь, какая я ростом высокая. Но рост не измеряла никогда, тогда такого не было.

Нам с фронта некого было ждать. Так мы в семье одни женщины и работали. Потом я уж на ферме коров доила. Была на хорошем счету, много молока мои коровы давали. Доярки тогда всю работу делали. И молотить нас гоняли, и коров пасти, и навоз чистить, и за подкормкой ездить. Всё мы — доярки. Колхоз наш назывался  «Красный маяк», а после объединения колхозов стал  «Новый путь». Меня дважды выбирали депутатом, ходила на сессии, потом рассказывала односельчанам новости района. Они могли ко мне обратиться с наказами, но не помню, чтобы кто-то обращался. Тогда не было в этом нужды, все жили одинаково.

Дочь Надежда родилась в 1949 году и поднимала тоже я ее одна. Работала очень много, а с ребенком моя мать сидела. У меня по 360 выходов в год на работу было. Да какие выходные на ферме да в колхозе? Это сейчас так говорят, что человек отдыхать должен. Молодежи мало одного дня. Переживают, ой, как это один выходной в неделю, не отдохнул. А тогда вообще не отдыхали. Летом в колхозе и подавно.

Вот моя трудовая книжка. Вот тут написано, сколько надо было выходов, тут, сколько я выходила.  А эта запись, сколько трудодней. Тогда мы за трудодни работали.  На трудодень давали мясо, мед, зерно,  масло. Что колхоз производил, то и давали продуктами. Жили без денег. А что с деньгами-то делать было?  Все привыкли, что денег нет. Ну, может, в конце года посчитают, сколько ты продуктов выбрал и если что-то останется, то дадут немного денежек на остатки.

Если деньги нужны, то их зарабатывали, сдавая все, что можно. Ягоды собирали, мясо сдавали, яйца. Это уже за деньги. Ладно, если семья большая, то много работников — заработают. А если маленькая? Да у нас, колхозников, и паспортов-то не было. Я первый паспорт получила в 1980 году.

За хорошую работу в колхозе давали премию. То покрывало, то скатёрку, то кофту. После посевной весной делали маёвку, подытоживали там, кто сколько работал. Если ты хорошо трудился, то тебя надо отблагодарить от колхоза. Мне как-то раз скатёрку дали, так она все еще живая, я ее использую.  Скатерть  толстая, двухсторонняя. Раньше ведь были не теперешние ткани, а качественные.

Еще два раза отправляли меня в санаторий на лечение. Ездила в Якты-Куль, это от Магнитогорска 50 км, а на следующий год в Зюкайку.  Отправляли только на лечение, а не на отдых. У меня был радикулит, а в санатории грязи, сероводород, йодобромные ванны.  Я два раза подряд съездила и у меня радикулит прошел. А так у меня болячек полно было. И руки болели, и колени, и спина. Сорок два года я в колхозе отработала, и сорок лет —  с 1982 года, на пенсии.

Полную версию статьи читайте в «Искре Прикамья» № 49 от 15.12.2022