История долгой жизни Сопегина Василия Ивановича, 90 лет

Я родился 5 июня 1930 года в Сивяках. Большая деревня была, а сейчас «расстрелялись»  Сивяки, осталось 4-5 домов. Разъехались все.

Отец – Иван Гаврилович, был ветеринаром, мать – домохозяйка. Но она всё равно работала в колхозе, не давали ведь тогда сидеть дома. Детей родилось человек семь, но почти все умерли в младенчестве. Один брат умер в три годика. Заболел скарлатиной, а лошадь не дали, чтоб увезти его в больницу, потому что лошади корма возили. Не успели его спасти.

Сестра Наталья в 15 лет поступила в Осинское педучилище. Через месяц заболела. Вроде больно глотать было, а её положили в больницу, да в тифозный барак. Она там тифом заразилась и умерла через две недели. С тех пор как сестры не стало, я один рос в семье.

Тогда была эпидемия тифа. Очень многие переболели. Мать моя болела. Вся страна заражена была.  Даже из деревни в деревню не пускали. Да, правда, так и было: из деревни в деревню ставили ворота, люди стояли не пускали чужих,  чтобы те не принесли заразу.

Работали мы с малолетства. Первый класс кончил – иди собирать колоски. Второй класс, идите лён дергать.  Связываешь снопики льна и ставишь в бабки. Они выстаиваются, а потом их осенью собирают и обрабатывают. Осень 41-го  года была теплая, стояло долгое бабье лето. Даже мы ребятишки, рубашки, снимали. Торопимся быстрее сделать работу.  Потом приедет председатель, привезет  пшеничного хлеба и меду. Пока обедаем, учитель  нам газеты читает.

Когда война началась, люди сразу забеспокоились. Начали  мужчин отправлять на фронт. Все плачут. Летом по вечерам обычно собиралась молодежь. Гармонь играет, парни с девками, а мы с пацанами крутимся вокруг. Не стало этого. Там печаль, в другом месте печаль…

Работы в военные годы еще больше стало. 4 класс – уже прополка. Очень много сорняка было, особенно осота. Он колючий, и до чего крепко держится, но покрутишь-покрутишь, да и выдернешь. На обед зато суп и хлеб привозят. А один раз ржаной муки взяли на мельнице и в чашки всем положили, чтобы домой унесли. 5-6 класс – уже сенокосим.

Еще я помогал отцу. Обрабатывал иглы для уколов. Собирал лепешки коровьи, чтобы проверять, не заразна ли скотина. А что, лопаточка есть, кулечек, так и собираешь.

У отца моего две грыжи было, поэтому не попал на фронт, а потом бронь  – он же ветеринар. Здесь семь колхозов было, и в каждом колхозе ферма. Коровы, лошади, овцы, да еще у колхозников скотина. Во время войны скот болел чесоткой, лишаем. Надо спасать. Отец дома почти не бывал. Только придет с работы, а его уж 2-3 человека ждут. Он везде успевал.

 Он и умер из-за коней…Газовую камеру сделали, чтоб обрабатывать лошадей от клеща. Голова у лошади снаружи, а остальная часть в камере. Горючую серу на плиту насыплют, газ пойдет, обрабатывают коней. А сам ветеринар в другой половине топит печку. Как-то лошадь ремень порвала – упала, отец заскочил её вытаскивать. Пока вытаскивал, наглотался газу. Всё – эмфизема легких. В больнице полежал, говорят ему, Иван Гаврилович, мало тебе осталось жить. Потом ещё немного продержался и всё—шабаш. Было ему 59 лет.

Во время войны и сразу после неё тяжко было. Спасала трава всякая. Первыми едим  пистики — хвощ полевой. Как он только пошёл, значит, прожили зиму. Весной все бросаются на поля картофельные, ищут, где может картошечка осталась. Хотя бы сморщенная. Помоют, соберут, лепешки жарят – деликатес, настоящий крахмал!

Зиму перезимовали — уже весело сразу стало. Пиканы растут, их резали и варили с солью. Потом пойдет еще щавель, пестрянки, горькая редька. Ребятишками насобираем горькой редьки, в круг сядем — объедаемся. А как  ягоды, грибы пошли уже, считай, ожили совсем.

После 7-го  класса хотел поступить в речное, но не пропустили по зрению. Пошел в Осинское педагогическое училище. Учились мы, в классе  шесть парней, а остальные девчата. Но мы тогда не обращали на них внимания. Есть и есть, учимся и учимся. Парни  постарше, кто уже после фронта приходил на учебу, те сразу женились. А мы так пока, бегали.

После окончания училища всех в военкомат: давайте, братцы мои, служить пойдём. Я на офицера учился два года. Сначала сержант, потом дали звание старшего лейтенанта. Но не захотел  служить дальше, по гарнизонам мотаться, тем более, в артиллерии. Вернулся домой, мы уже к тому времени жили в Плишкарях.

Меня потом часто отправляли на военные сборы. Помню обострение отношений с Китаем в 1969 году. Вроде дружба была, пели песни сначала «Москва-Пекин, Москва-Пекин», а потом они окрысились на нас. Напали на остров Даманский. Остров-то, едрёна мать, на пять коров сена там не накосить, а такая заваруха!  Нас в районе набрали  резервистов 220 человек. Сидели здесь до вечера на стадионе еловском, машины ждали. Я еще сержусь – сенокос, косить надо, какая война! А потом война отменилась.

Я пошел работать в школу. Вёл физкультуру, рисование, музыку, черчение, труд. Особенно рисование нравилось. Когда еще в школе учился, все время мне хотелось рисовать, и хорошо получалось. А уж как взрослый стал, если было время, постоянно «мазал», репродукции делал. Вот на стене «Утро в лесу» Шишкина, это я нарисовал – одна она осталась. Рисовал на холсте масляными красками. Я самоучка, даже не знал сначала, что холст надо грунтовать, но потом научился.

С ребятишками мне нравилось работать. В школе Плишкаринской училось около двухсот человек тогда. Даже пятых классов было два параллельных. Вспоминается: в сторону Тойкино и Мельничного целая гурьба ребятишек бежит – человек 20. В Талый Ключ поменьше, но тоже много. В Раздолье куча целая. А нынче, поглядишь в окно: три, четыре, пять человек пробегут в школу – и всё. Как это печально…

Полную версию читайте в «Искре Прикамья» №48 от 03.12.2020