История долгой жизни Фотиной Таисьи Максимовны, 90 лет
Я родилась 19 февраля 1930 года в деревне Талый Ключ Плишкаринского сельского совета. Сейчас моей родной деревни уже нет, ни одного дома не осталось. Семья была огромная. Для отца и мамы это был второй брак. Когда отец овдовел, у него осталось шестеро детей, да у мамы дочка, да нас еще четверо у них родилось. Одиннадцать детей было в семье!
У меня два имени – Таисья и Раиса. Родственники спорили, одни хотели назвать Таей, другие Раей. Покрестили меня как Таисью, а как домой вернулись, стали Раей называть. Вот всё Рая да Рая. Когда паспорт получала, надо бы мне имя-то поменять, но не догадалась. Так по документам и осталась Таисьей.
Отца своего я не помню. Его забрала милиция, когда мне был всего год. Он работал в колхозе, и когда забрали, написал маме письмо, попросил посылку. Мама напекла ему калачей на молоке, отправила. А посылка вернулась обратно, да там уже калачи те в муку превратились, и было написано, что отец выбыл. А где он, что с ним стало? До сих пор не знаю судьбы отца.
Жили бедно, мама работала в колхозе. Потом решила в Губаху устроиться на железную дорогу, год прожила там, приехала дом продать, и тут война началась. Запретили все переезды по железной дороге. Пришлось маме в Пермь ехать. А меня оставили у тётушек в Неволино. Так войну в Неволино и провела. Уже после войны дом в Елово купили.
22 июня 1941 года я сидела у окошка и играла в куклы. В магазинах ни одной куклы не было, поэтому шила игрушки сама. Накручу, наверчу что-то из тряпок — вот и куклёнок. И вижу, бежит Гриша — тётушкин сын, кричит: «Мама, война началась! Киев уже бомбят!». Такой переполох начался! А для меня это было такое что-то, вроде война и война, пусть дерутся. Потом все мужчины ушли на фронт. Обе тетушки остались без сыновей, никто не вернулся.
В войну в колхозе работали, и страдали, и голодали. А я в школу ещё пошла, в пятый класс, из Неволино в Елово. Но в ту пору износились у меня лапти, тетушка говорит, где я тебе деньги на новые лапти возьму? Ну, я сумку бросила и всё, не стала в школу ходить, и никто не потревожил. Пошла в колхоз работать.
Столько ягод еловых мы тогда переели. У нас под окном росли сосны да ёлки. От сосны шишки, а ёлки весной стояли все в красных ягодах. Они сладкие как земляника, сочные, вкусные. Мы с кружками бегали, с корзиночками – собирали. Пистики, пиканы, всё это мы ели. В траве-то тогда было витаминов больше, чем нынче в мясе.
В ночь с 8 на 9 мая 1945 года я ушла ночевать к подружке. Вечером попили чай, легли, а утром радио заиграло, мы подскочили – опаздываем! В колхозе строго было, наказывали за опоздания. Так торопимся, что лапти перепутали, еле обулись и рванули на конный двор. Ой, вспоминаю, и прямо сейчас слезы на глазах… Прибегаем, а бригадир — пожилой мужчина (все молодые на фронте), говорит: девки, война же закончилась! Всё, сегодня не будете в колхозе работать, отдыхать идите! А там качели были поставлены к Пасхе (Пасху в 1945 году отмечали 6 мая — ред.). И мы все в лаптях этих бегом на качели, так веселились, так радовались!
Ещё один день никогда не забуду — 8 июня 1948 года. Это был первый день моей работы в типографии газеты «Колхозный труд» (теперь — «Искра Прикамья»). Постучалась ко мне женщина из типографии — Кустова Любовь Ивановна: «Рая, пойдешь к нам вертельщицей работать?». Конечно, я согласилась, и на следующий день ранним утром уже прибежала в редакцию, на Набережной (теперь улица Кудрявцева — ред.)
Вертельщики крутили колесо у печатной машины. Когда крутишь — талер ходит, печатники кладут бумагу. Подходит ко мне Луша Сальникова, спрашивает: «Если будешь работать, начну тебя учить. А то много вас приходит, да сбегают все!». Начала я работать. Тяжело, руками крутили, надо руку менять. На стене часики висят, я по ним пять минут отмечала и меняла руку. Хорошо, что руки у меня натренированные были на колхозной работе. Очень я старалась свою учительницу Лушу уноровить, чтоб хоть немного денежек заработать. Научилась постепенно. Стала в свободное время в наборный цех приходить, изучала кассы со шрифтами. А потом Луша уехала, и я осталась за печатника.
Я думала, получу зарплату, куплю килограмм пряников и наемся ими досыта. И что вы думаете, мне дали 25 рублей одной бумажкой, и тут как раз массовое гулянье в Елово. Я эту денежку взяла и пошла. Подходила к нескольким киоскам, посмотрю на пряники, потом на купюру красивую в 25 рублей, и так мне жаль её разменивать! В общем, так и не купила я пряников. А на что потом эти деньги потратила уже и не помню.
Работы в типографии и редакции было много. Надо ведь не просто набрать текст (а набирали буквы вверх ногами, к этому еще надо приспособиться!) да еще и вычитать, ошибки все поправить. Как-то раз девчонки утром идут на работу, а я еще и домой не уходила. Но газету выпускали всегда вовремя, не задерживали. Было тогда очень строго, если что, сразу в райком, на бюро.
Один раз серьёзная ошибка была в газете. Прошло такое, что вроде в фамилии Сталина опечатку сделали. Так потом всю газету собирали по деревням и уничтожали, другую печатали. После этого на бюро разбирались, чья ошибка, и кто это сделал. Времена были такие, что за подобное можно было сильно поплатиться.
Продолжение в «Искре Прикамья» №25 от 25.06.2020